В настоящее время российские чиновников обязаны декларировать свои расходы на приобретение недвижимости, транспортных средств, ценных бумаг в случае, если их сумма превышает полученные за последние три года доходы должностного лица и его (ее) супруги (супруга). При этом основанием для принятия решения об осуществлении контроля за расходами может стать информация о такой сделке, полученная от правоохранительных органов, государственного (муниципального) органа, фонда, корпорации, Банка России, политических партий и общероссийских общественных движений, Общественной палаты или общероссийских СМИ.

Сейчас Комитетом Госдумы по безопасности и противодействию коррупции прорабатывается возможность закрепления в законодательстве обязанности отчитываться о своих расходах ушедших со службы чиновников.

Пока соответствующий законопроект в России еще не разработан, разобрались, как в других странах применяются механизмы антикоррупционного декларирования в отношении бывших госслужащих.

Согласно положениям Конституции Никарагуа, все государственные служащие должны раскрывать сведения о своих активах до вступления в должность и после ухода с нее.

Аналогичные нормы законодательства  действуют в Афганистане, Аргентине, на Филиппинах. Срок представления деклараций в этих странах составляет 1 месяц (30 дней).

В Макао (специальный административный район Китая) служащие должны в течение 3 месяцев после увольнения представить (обновить) декларацию о своих активах и интересах, а в Нигерии – декларацию об активах, имуществе и обязательствах.

В Албании служащий, покидающий публичную должность, в течение 15 дней представляет декларацию об изменениях в имеющихся активах, обязательствах и интересах по сравнению с предыдущей декларацией (поданной при вступлении в должность, ежегодной или представленной по запросу). Ранее действовавшие в стране положения законодательства о необходимость представлять сведения об имуществе через 2 года после увольнения в настоящее время отменены.

В соответствии с Законом о предотвращении конфликта интересов Черногории, при увольнении с государственной службы бывший чиновник представляет декларацию об имуществе в течение 15 дней и по истечении года со дня увольнения.

Аналогичные механизмы действуют в Словении, где служащий представляет декларацию в течение месяца после ухода и через год после него.

В Киргизии бывшие служащие представляют декларации в течение 30 дней и через два года после увольнения со службы.

Таким образом, с точки зрения мировой практики, сама идея осуществления определенного рода контроля за активами бывших должностных лиц представляется обоснованной.

Однако российская инициатива введения обязанности отчитываться о своих расходах после увольнения с госслужбы в настоящее время не проработана и вызывает много вопросов.

Так, рассматривая практику установления обязанности антикоррупционного декларирования для бывших должностных лиц в зарубежных странах, можно говорить о комплексном подходе к содержанию таких деклараций (представляются сведения об имеющихся активах, собственности, обязательствах, интересах).

В то же время избирательность обсуждаемого российскими законтворцами декларационного принципа вызывает определенного рода сомнения. С одной стороны, логичной представляется возможность использования бывшими должностными лицами полученных незаконным путем средств после увольнения со службы с целью избежать контроля за расходами и рассмотрение в таком случае совершаемых ими крупных сделок в качестве возможных «индикаторов коррупции». С другой стороны, получение ими после ухода с публичной должности денежных средств, тех или иных благ и преимуществ совсем не обязательно приведет к приобретению дорогостоящей недвижимости или иным сделкам, совершение которых предлагают контролировать в Госдуме. Представляется, что такого рода односторонний подход к декларированию может нести риски неэффективности предлагаемого антикоррупционного инструмента.

Помимо содержательного аспекта обсуждаемых нововведений, важным является вопрос их практической реализации. В частности, остается неясным, как будут применяться такого рода антикоррупционные ограничения к обычным гражданам, а не к публичным лицам, и не станет ли это нарушением их прав.

Рассматривая опыт зарубежных стран, можно отметить, что проверку деклараций, как правило, осуществляет либо специализированный контролирующий орган (такой, как Главное управления контроля в Афганистане, Высшая инспекция декларирования и аудита активов в Албании), либо отдельный орган, в ведении которого находятся вопросы прохождения государственной службы (например, Агентство государственной службы в Киргизии, Комиссия государственной службы на Филиппинах, Национальная комиссия публичной этики в Аргентине, Комиссия по недопущению конфликта интересов в Черногории).

В России проверка деклараций служащих осуществляется подразделениями по профилактике коррупционных и иных правонарушений соответствующих органов, в которых они проходят службу. При этом полномочиями по направлению запросов в регистрирующие органы (с целью получения информации о наличии у служащего недвижимости, транспортных средств, осуществлении им определенных сделок) обладает ограниченный круг лиц (представители нанимателя для служащего, в отношении которого проводится проверка). В этой связи остается неясным, каким образом будет осуществляться проверка деклараций лиц, не состоящих на службе, как при этом будет регулироваться вопрос соблюдения налоговой и банковской тайны, кто будет наделен полномочиями по направлению запросов в регистрирующие органы.

Проблемным моментом возможной законодательной новеллы является также применение мер ответственности к лицам, нарушившим соответствующие нормы. Сейчас одним из ключевых правоприменительных механизмов при выявлении несоответствия расходов чиновника его доходам является обращение имущества, приобретенного на средства, происхождение которых служащий не смог объяснить, в доход государства (так, по данным Генеральной прокуратуры, за первое полугодие 2017 года в доход государства было обращено имущество на общую сумму 230 млн. рублей). Возможность же применения данного механизма в отношении имущества, приобретенного после увольнения со службы, остается под вопросом.